Осенняя Москва утопает в серости, сырости и пробках. Грустные люди, скованные холодом, текут как кровяные тельца по венам города. Они разносят проблемы и дарят счастье, погружаются в дела, чтобы уставать, они все разные и в тоже время одинаковые. Солнце не светит уже много-много дней и от этого они печальны, свинцовые облака давят на них, заставляя озлобляться и раздражаться. Двери ближайшего вестибюля метро выплевывают людей, они как новорожденные дети выскакивают, осматриваются и куда-то бегут. Другие заходят в него и растворяются под землей. Круговорот жизни. Из колонок Эдит Пиаф с классическим французским акцентом выводит песенку про незатейливую мелодию. Неожиданно я получаю удар в заднюю часть машины и только чудом не влетаю впередистоящий автомобиль. Приглушаю музыку, включаю аварийные огни, поднимаю воротник пальто и выхожу из машины.

Девушка на Солярисе явно растеряна и напугана. Скорее всего «девственница» въехала в кото-то первый раз. Она выходит и осматривает разбитый перед своей машины. У меня тоже все невесело. Задняя дверь, бампер и так далее. Остается только удивляться, как на минимальной скорости она умудрилась причинить столько ущерба.
— Извините – вздыхает она.
— Бывает – достаю я телефон, понимая, что без Гайцев тут не разобраться.

— У меня КАСКО.
— Это хорошо – вызываю я повелителей жезла и свистка.
— Черная полоса какая-та – чуть не плачет она.
— Пройдет. Все в этой жизни пройдет, рано или поздно – улыбаюсь я.
— Просто задумалась и вот…- продолжает она зачем-то оправдываться.
— Думать это хорошо, это полезно. О чем думали, если не секрет?
— О том, что все наперекосяк и все надоело!
— Мне кажется, вы сгущаете краски. У вас знака нет? Надо поставить на дорогу. Я просто не могу открыть багажник.
— Да, конечно! – идет она и достает складной треугольник.
— Я помогу – отхожу я на несколько метров и устанавливаю знак – Первый раз? – возвращаюсь я к девушке.
— Угу – кивает она – Если не везет, то не везет во всем – у нее звонит телефон – Извините… — отходит она в сторону – Что? Что ты хочешь! Пошел ты. Ты достал меня, из-за тебя у меня неприятности. Сил моих уже нет тащить тебя… — отключила она телефон и уставилась вдаль.
— Снег, наверное, будет – посмотрел я на хмурое небо – Вы любите снег?
— Что? – повернулась она, в ее глазах стояли слезы.
— Снег любите? Белый такой…Фр-фр-фр. С неба падает – улыбнулся я.
— Не знаю – шмыгнула она носом
— Ну, что вы, в самом деле? Не конец же света случился. Всего лишь металл.
— Да, просто все одно на одно – ее губы начали дрожать, и мне показалось, что еще чуть-чуть, и она расплачется.
— Вы танцевать любите? — спросил я
— Не поняла? В каком смысле, танцевать?
— В самом прямом смысле! – улыбнулся я.
— Любила когда-то, но сейчас на это времени нет. Уставшая как лошадь приезжаешь с работы, приготовить надо, на утро собраться. Заваливаешься спать только к часу ночи, чтобы в шесть встать. Какие тут танцы, если только с подушкой.
— Отлично! Значит, вы согласны. Все равно гайцев ждать, поэтому можно потанцевать.
— Вы серьезно? – округлила она глаза.
— Вполне… — открыл я дверь машины и включил магнитолу на всю громкость, среди шума машин разнеслось: Падам… падам… падам… Я снял пальто и положил его на заднее сиденье.
— Вы сумасшедший? – удивлялась девушка.
— Не более чем вы. Тем более вы мне должны, то, что КАСКО не покроет.
— Что именно? – от грусти на ее лице уже не осталось и следа, там было искреннее удивление.
— Компенсацию за моральный ущерб. Так что подарите мне хотя бы танец? – протянул я ей руку
— Сумасшедший! Вы предлагаете посередине проспекта танцевать?
— Почему? Знаком мы отгородили себе небольшую площадку под танец, для вальса ее вполне достаточно – подошли мы к небольшому пяточку – И так на раз- два, я веду – приобнял я ее за талию и мы поплыли под звуки музыки по островку, отделяющему от потока машина и людей. Падам…падам неслось по проспекту, разрезая грусть и серость этого обычного будничного дня.
— Вы сумасшедший – улыбалась она.
— Вы уже улыбаетесь.

Кто-то из водитель сигналил и показывал большой палец, кто-то улыбался, качая головой в такт мелодии, но были и недовольные. Проезжая мимо из джипа высунулся мужик:
— Совсем охренели? Нашли место, уроды!
— Сам дурак! – улыбнулся я – Мы тебе не мешаем, проезжай… Поворот – развернул я девушку на месте.
— Придурки – закрыл он окно.
Мы не заметили, как подъехали гайцы, один из них вышел из машины и уставился нас.
— Инспектор минутку – крикнул я – Уже финал!
— Давайте, давайте – усмехнулся он.
С последними аккордами, мы сделали финальный поворот, я приклонил голову и поцеловал ее руку.
— Спасибо.
— Не за что – смеялась она.
Инспектор подошел к нам и представился.
— Вы, извините? Того? – показал он на воротник
— Нет. С чего вы взяли? – достал я пальто из машины
— То есть вы просто решили станцевать вальс на проспекте после ДТП?
— Да, а что тут такого? Не плакать же сидеть. С толком провели время, пока вас ждали. Смотрите, какая девушка довольная.
— Народ сошел с ума – вздохнул он — Документы ваши будьте добры.

Инспектор оформляет ДТП, она сидит и продолжает улыбаться. Он прав. Народ сошел с ума, сошел с ума в погоне за тем, чего нет. Сошел с ума, потому что нет такой вещи в жизни, которая заменит улыбку, и нет такой горести, с которой не справилась бы радость.
Москва захлебывается в пробках, народ течет по улицам и проспектам, с неба летит первый снег, ветер усиливается, а в воздухе продолжает звучать: Падам….Падам…. Падам….