И неужели кто-то из взрослых людей, готов поверить, что общество, не способное создать приличный автомобиль, в состоянии создать нормальный самолёт, танк или ракету (продукцию намного более сложную и технологичную)???

До Страны Советов была трехсотлетняя Российская Империя, насколько я помню. Кавказ, Польша, Белоруссия нынешние -станы и даже Финляндия была частью империи, так что с многонациональностью все было в полном порядке.

Казалось бы, чего проще? Возьми книги по теме, изучи вопрос по существу.

....
всё это достижения СССР. Четверть века уже прошла. Они остались в прошлом и сегодня их уже не повторить. Разрушена инфраструктура, система управления и принятия решений. Всё это придётся создавать заново. А для этого нужна серьёзная мотивировка....
И неужели кто-то из взрослых людей, готов поверить, что общество, не способное создать приличный автомобиль, в состоянии создать нормальный самолёт, танк или ракету (продукцию намного более сложную и технологичную)???

А оружие и вправду может штамповаться в нищей стране достаточно качественное, когда почти весь бюджет идёт на финансирование военно - промышленного комплекса.

Михаил Кутузов. Закат национальностей? Парад национальностей! Один мой знакомый журналист-киевлянин любит задавать каверзные вопросы, на которые практически невозможно дать однозначного ответа — при этом настаивая именно на таковом однозначном ответе. К числу таких вопросов относится вопрос о том, что такое национальность? Практически никто из тех, к кому этот вопрос был обращен, даже не пытались давать на него ответа: темна вода во облацех. Меня эта тема «зацепила» давно, едва ли не с юности. Поскольку вырос я в семье, где было два разговорных языка и отсутствие всякого национализма как такового. Впоследствии, во время службы в Военно-морском флоте, я увидел то значение, которое имеют национальные признаки для объединения в устойчивые социальные группы — землячества. Многократные попытки изыскать корни национальной психологии в то время не привели ни к какому результату, однако подвели к важным выводам: социальная общность советский народ — это немножко выдумка. И религиозные корни национального самосознания — это не просто «опиум народа». Парад суверенитетов начала девяностых тоже добавил проблем: оказалось, что украинцы могут быть «национально сознательными» и «промоскальскими», причем настоящими являются именно первые. Хотя по-украински и те, и другие говорили одинаково хорошо. То же самое касалось татар, бурят, калмыков. Наконец, последняя перепись выяснила, что в стране масса национальностей, о которых прежде и не слыхивали : поморы, казаки, крещены, карымы, сахаляны… В общем, есть необходимость основательно разобраться — если не в сути явления, то, по крайней мере, в особенностях исторического проявления феномена. Прежде всего интересен тот факт, что по национальности советских людей начали различать и группировать в общем недавно: с середины тридцатых годов. Как показали результаты первой советской переписи, в социалистической стране оказалось слишком много верующих. Поэтому в следующей переписи графу «вероисповедание» заменили графой «национальность», предполагая тем самым заменить религиозно определяемые сообщества этническими. Соответственно под национальностью понималась «социальная общность, сформировавшаяся на основе единого языка, культуры и исторических особенностей развития». При этом у советских опять оказалась собственная гордость: ни один зарубежный толковый словарь термина «национальность» не содержал. Были схожие по содержанию, но обозначали они совершенно иное понятие: этническую нацию, то есть социальный феномен, имевший протяженность в истории. Национальностей в царской России не было, там людей различали по сословию и вероисповеданию. Нации, безусловно, существовали, как и этносы, однако их не определяли в качестве субъектов исторического действия — тем более, что вне сословий в стране были только инородцы, да и те имели возможность в сословия войти. Причем, приобретая сословность, граждане страны становились в той или иной степени причастными к государственности: они несли службу, имели — пусть гипотетически — возможность войти в Государственный совет или быть избранными, скажем, в состав суда присяжных. Национальность их при этом не особенно кого интересовала — немцев в России было более 3 миллионов, поляков — примерно столько же. Все они, будучи российскими подданными, составляли политическую нацию — то есть тот субъект, который своими действиями был способен не только управлять государственной машиной, но и при необходимости ее «реконструировать». Иными словами, формирование политической нации, иногда хитроумно именуемой «народом», — любящим царя-батюшку всей душой и готового за веру, царя и отечество принять смерть на поле брани — эта задача была присуща фактически всем правителям России и именовалась она национальной политикой. Но далеко не всегда эта политика была успешной. Начать с того, что формирование Московского государства осуществлялось отнюдь не «объединением русских земель вокруг Москвы», а жестоким завоеванием непокорных и своенравных княжеств и республик, отнюдь не жаждавших жить под властью московских князей. Для их подчинения централизованной власти существовало (или придумывалось) достаточно поводов: и к католикам-де они «ревностны», и немцев «жалуют». А после Смуты настало время создания единой нации, которую объединяет не только общий язык, но и единая религия, понимаемая как основа государственной идеологии. После Никонианской церковной реформы православие в полной мере стало соответствовать этой задаче — православие стало государственной религией. Государственная пирамида власти была выстроена, и политическая нация — российский народ — считалась ее главной опорой. Однако на протяжении истории все время что- то происходит. И государство далеко не всегда было готово соответствовать интересам всех составляющих частей политической нации. Поэтому поляки, например, так и не смогли ужиться в Российской Империи: польская политическая нация даже в российском государстве оставалась польской, и мечтала прежде всего о создании собственного государства. Финны же прижились — поскольку имели очень большую автономию и собственный законодательный орган — Сейм, существовавший со времен Александра Первого. Очень сложными были отношения государственной власти с мусульманами Кавказа — имевших понимание собственного единства с турками и персами, но не с Россией. Россия двигалась на Кавказ по множеству причин, главной из них было стремление как можно дальше отодвинуть персидскую и турецкую угрозу от собственных границ и границ Грузии, добровольно (вот здесь действительно добровольно) вошедшей в состав России в самом конце восемнадцатого века. Считалось, что если уж грузины согласились стать русскими подданными (читай — элементом российской политической нации), то «дикие горцы» смирятся с этой участью сами собой. Ошибка подобного рассуждения стоила стране шестидесятилетней войны. Большую проблему для политической нации представляло вольнодумство — то бишь крамольное стремление самому размышлять о том, насколько разумна и эффективна государственная политика в их Отечестве. В служилом государстве — а другого опыта Россия не имела, если не считать замечательной истории Новогородской торговой республики, — рассуждать о правоте вышестоящего было равноценно невыполнению приказа командира в бою. То есть каралось жестко и однозначно. Как следствие, политическая нация не обновляла принципов собственного действия по нескольку веков. Преданность ценилась более, чем критицизм, единство под знаменами Государя — больше, чем здравомыслие и собственное отношение к происходящему. Патриотизм стал толковаться не иначе, как личная преданность ГОСУДАРСТВУ, которое абсолютно отождествлялось с ОТЕЧЕСТВОМ. То есть Малюта Скуратов — патриот, поскольку честно служил Государю и пал в бою, а Петр Чаадаев — враг Отечества и предатель, поскольку осмелился рассуждать о недостатках и непонятностях истории своей страны. Двух Отечеств в одном государстве быть не могло, поэтому Гетманщина — государство, созданное Богданом Хмельницким и вошедшее в состав Московии в 1654 году на ДОГОВОРНОЙ основе — Екатериной Второй было упразднено, после того, как была разгромлена Запорожская Сечь, главный носитель гетманской политической идеологии и ее вооруженной защитой. Коллективизм, который многие российские «патриотические» историки и публицисты ставят в качестве главного преимущества русского народа, к середине девятнадцатого века стал реальным тормозом общественного и государственного развития: нужны были предприниматели. Преимущество превратилось в недостаток, но признавать это власть была не в силах. При Александре III новые попытки активизации национальной политики привели к насильственной русификации, к подавлению национальных культур и неправославных религий — что послужило замечательным «строительным материалом» для формирования национально-культурных сообществ, многие из которых либо имели связь, либо прямо располагались за границами Империи. Такие же проблемы относительно своих политических наций испытывали и Турция, и Австрия. Именно в это время в среде социалистов-радикалистов возникла идея относительно «права наций на самоопределение», то есть, по сути, право формирования политической нации из определенного круга лиц, принадлежащих к одному или близким этносам. Главная задача такой политической нации — создание собственного государства. Идея получила очень одобрительную поддержку, поскольку давала социалистам весьма основательную и якобы теоретическую основу их политической деятельности. Тем более, что для этого процесса была необходима политическая элита — каковой они видели именно себя, любимых. Революции, потрясшие мир в первой половине двадцатого столетия, были как раз продуктом такой «национальной политики», субъектом которой была социальная общность, стоявшая в оппозиции существовавшей государственной системе. Кстати, после того, как задача строительства нового государства решалась, лозунг «права на самоопределение» снимался с повестки дня. С окончанием эпохи социальных революций — после Второй мировой войны — идея вообще сошла с исторической арены, и тезис о «праве наций на самоопределение» не был включен в Устав ООН. Национальная политика начала изменяться. Интенсивные международные обмены вынуждали к изучению особенностей национальных традиций и культуры. Национальное во многом стало синонимом экзотического. С другой стороны, многие страны, достигшие заметных успехов в экономическом развитии, указывали национальные особенности как едва ли не главное преимущество перед конкурентами: в свое время были очень популярными рассуждения о немецкой пунктуальности и скрупулезности, японской настойчивости и преданности делу, американской деловой хватке и организационных способностях. Знание национальных особенностей тех или иных народов стало важной составляющей делового успеха. В России и на постсоветском пространстве «национальный вопрос» поставил себя с новой, несколько неожиданной стороны. Прежде всего, во вновь созданных независимых государствах возникла потребность в титульной нации — то есть в той этнической нации, чей язык становился государственным. На этом, собственно, функция титульной нации и заканчивается, но во многих случаях титульная нация начала требовать особого к себе внимания и привилегированного положения. Русскоязычное население, оставшееся жить в этих странах, далеко не сразу осознало необходимость изучения государственного языка страны проживания, однако сегодня против этого уже никто не возражает. Вопрос в том, насколько русскоязычное население способно ассимилироваться в национальную культуру — чтобы не быть чужаками и не утерять собственной самобытности. Однако очень скоро выяснилось, что внутри российской политической нации — именовавшейся на определенном этапе собственного развития советским народом — существует множество «подразделений», которые на национальности не тянули, поскольку все говорили по-русски, но и русскими себя не считали. Это прежде всего казаки, поморы. Многие из них именно так себя обозначили в графе «национальность» переписных листов. Это лишний раз свидетельствует: «право наций на самоопределение», подразумевавшее создание собственных государств, сошло с исторической арены. Государства сегодня формируются полиэтническими политическими нациями. Но «самоопределение» в национальной культуре существует, и во многом определяет принципы позиционирования людей в обществе. Думается, что именно это направление национальной политики — персонализация себя относительно той или иной национальной культуры — в ближайшее время может стать важнейшим в социальной политике. Величие страны — в осознании гражданами величия нации, к которой они принадлежат. Равнение на парад национальностей…

... Щас куда ни плюнь или юрист или экономист, а токаря не найдешь...

так че ж Вазу не хватает?

Поверь, даже и не плюя, ты в этой когорте будешь долго искать специалиста в юриспруденции или экономики.

Поверь, даже и не плюя, ты в этой когорте будешь долго искать специалиста в юриспруденции или экономики.

из них хотя бы есть кого выбрать из 10 пришедших хоть кто нибудь но подойдет. а вот токаря или слесаря дооооолго ждать будешь.

Shiko, конкурс однако

...мечи и очень хорошие можно ковать. Но современное оружие создать невозможно. Ибо современное оружие требует огромный промышленный комплекс, современные технологии, науку. Т.е. все то, что первым реагирует на финансовые проблемы. Нельзя создать танк без денег, ибо нет сплавов, нет электроники, нет спутников в небе, контролирующих и направляющих, нет систем управления боем, нет систем связи с другими родами войск и пр пр пр. Каждый указанный мой пункт (это лишь капля, которую смог вспомнил) требует отдельного комплекса промышленности и науки. И денег. Очень много денег.

Мда, десяток людей не могут найти точки соприкосновения и договориться о единении "в прутик".

Что уж говорить об общероссийском "венике".